Печальная история - это Элви...

Вот в окне отразилиcь глаза уходящего дня
Диск Луны в этy ночь мне покажетcя cлишком ycтавшим
Мне твой возраcт yкажет на то, что ты чище меня
А твой голоc yкажет на то, что я иcтинно cтарше...
И, наверно, мне жаль, но так бyдет, и еcть ли вина,
Еcли наша cyдьба не завиcит от cилы терзаний...
Вcе - равно... я раcкаюcь, как только иcчезнет лyна
За кирпичный маccив поcт-апмпирных yродливых зданий...
Но пока в полyмраке твой голоc чарyет меня
Две cвечи оградят наc c тобою от боли и фальши
В глyбине твоих глаз отражаетcя море огня
И... yже не понять... и yже не понятно, кто cтарше.

Элви, любовь моя. Ты снова здесь, рядом, рядом со мной и будь благословенная человеческая память, возвращающая мне тот день, солнечный и холодный день января, когда веселые дюны желто-зеленых волн под рябым от пятен облаков небом плавно тянулись к берегу, и ветер стучал парусами сампанов, небольших яхт и кружили над гранеными столбами небоскребов из бетона и стекла разноцветные фантики дельтапланов, и была ты, Элви. Вот же ты, и ласковое море в твоих серо-зеленых бездонных глазах и бриз целуя тебя, задувает тонкие пряди волос на немного загоревшее и улыбающееся лицо, и ты поправляешь их неповторимым движением своей тонкой руки, и пузырятся рукава блузки, надетой на голое тело; вот же ты - стройная, беспечная молодость, неповторимая в своем очаровании.
Она - путешествовала.
Простая, Веселая девчонка из провинциальной Америки с российским корнями.
Заработала деньги и теперь тратила их, познавая мир. Ничего больше. Гонконг был последним пунктом ее вольных странствий, И был я - абсолютно случайный человек, и была любовь - нечаянная и мимолетная, должная окончиться ложью прощания, когда, ясно сознавая бессмыслицу этой лжи, все же возводят усердно и хлопотно карточный ее домик крапленой колодой слов о недолгой разлуке и скорой встрече и уходят, взаимно забыв все, а уж ложь - конечно. Но было не так. Потому что не было лжи. Впрочем, неверно, каждый человек правдив, когда он один, ибо общение рождает неправду. Вот откуда отшельники, избегающие всех, даже подобных себе. Надев и сняв маску, утрачиваешь лицо найденное, и кончается вечное утро. Опять ждать.
В то время глубины еще не открылись во мне, Я был отдельно от мира, я просто фотографировал его в то время. Пленка памяти. Черно-белые, цветные кадры, провалы...
Был ли я весел в то время? Не помню, не помню. Жизнь моя, и доныне мне непонятная, виделась тогда темным, запутанным коридором, чья даль угадывалась не более чем на полшага, шаг, ощущение зыбкой временности всего происходящего со мной, ощущение в ту пору, да и сейчас, наверное, еще острое. У человека множество вкусовых ассоциаций. Вкус мудрости. Больно и нелепо. Но все-таки я познал его, когда, живя заведомо преходящим, открыл, что преходяще все. Банальность в итоге непостижимая. К ней, как к горячему утюгу, прикасаются на мгновение. У некоторых боль ожога забывается быстро, иные же мучаются ею постоянно. Это - мудрые. Кажется, я стал мудр. Но не счастлив, ибо глупец, считающий себя вечным, счастлив в своей суете более.
Итак, тогда я был попросту молод. А первое испытание молодости - любовь. В ней, согласитесь или нет, - суть добра, нежности но не ума. Любящие также верят, что они вечны. И потеря этой веры одним - крах для другого. Но и слепая любовь прозревает, Я до сих пор очень отчетливо помню, что был вечер. Первый, первый вечер, когда никуда не хотелось ехать, идти и вообще ничего не хотелось. Большая и привычная комната. Двое. Видимо, ей желалось семьи. Или определенности, по крайней мере. Как каждой женщине. Да, конечно. А я в этой внезапной унылости первого, почти семейного вечера и всепроникающей музыке Мориконе лениво и праздно желал продолжения беспечного сна, потому что пробуждение означало предопределить будущее, а как предопределить то, чего нет? Основа бытия текущего была проста: действовать по обстоятельствам. То бишь: спать, вкушать, заниматься чем нравится и ждать главного... Все было всего лишь обстоятельствами, хотя они складывались в систему, в жизнь и несли в себе ее смысл. Но Элви, любимая моя... Что я мог сказать ей о многоликости обреченного не иметь лица?
Я просил ее не спешить... Я был уверен - мне не станут чинить препятствия, но все-таки хотел ответа... потому что это был бы ответ на многое, волнующее меня и теперь. В частности, как Они распорядятся мною дальше, на что рассчитывать, имею ли я право выбора и желаний? Просил не спешить... Я не стал бы просить этого, зная свою судьбу наперед, но кто знает, каким будет следующий шаг в темноте коридора? Хотя что эти оправдания перед собой, самые бесполезные, тщетные и холодные, болезненные из оправданий...
Память рождает прошлое, и вот вечер, когда надо было решать, вот напряженное зеркало ее глаз и в нем - мои глаза, незрячие и пустые. Она видела меня - сомневающегося, а я, плывя в ленивом разброде мыслей, не видел ее - желавшую покончить с сомнениями, желавшую однозначного, твердого и надежного ответа на ее единственный вопрос...
Она ждала ребенка. Но не сказала в тот вечер ничего. И вечер был обычным вечером, и снова была любовь, улыбки, нежность... На следующий день она исчезла. У нее не оставалось денег, у нее не было никого в этом городе - жестоком, чужом, кукольном городе зрелищ, торговли, мерзости, алчности наживы. Я искал ее повсюду. Мне был известен следующий шаг, но я так и не сделал его...
Больница. Вежливая беседа с врачом.
Она не поверила мне. Боже мой, я стал случайным человеком для нее в тот вечер. Она решила избавиться от ребенка. И сделала все сама - мучительно и неумело...
- Глупая, глупая жизнь, - вздрогнули сухие, обметанные горячкой губы.
Она не узнавала меня. Морщился покрытый испариной лоб, словно ей не давала покоя какая-то неуловимая и настойчивая мысль. Но взгляд не отражал ничего, хотя в пустоте этого взгляда сейчас видится мне удивление и крик боли перед чудовищной несправедливостью, какую, черт возьми, просто невозможно, невозможно осознать...
А серое, исхудавшее лицо с провалами щек было не ее, нет, и не надо, память, возвращать мне это лицо, мертвый слепок...
Я стоял над ней - погибающей в ознобе жара, унять который не могли красивые разноцветные трубки, в чьих плавных изгибах с тупым мерным механическим усердием струились такие же разноцветные, бесполезные жидкости.
Сатори - истина, чье открытие как на мгновение сверкнувший в призрачной лунной дорожке четкий росчерк старого острого и благородного клинка, подобно молнии мгновенно поразившего меня в грудь. Вот она, эта истина, уясненная мною тогда и навек: отныне и навсегда за меня некому переживать, некому радоваться и некому мне сочувствовать, меня никто не будет любить. Судьба выбила ту опору в жизни, что единственный раз очутилась под ногой в темном коридоре пути. Или - поскользнулся сам. Теперь уже все равно.
Элви. Утраченная любовь моя. Вечная боль.

24.01.98
03/15 аm

Букин Максим

По вопросам коммерческого сотрудничества и рекламы пишите редактору портала Kosmetichka.ru.